 |
|
Михаил Волков Образ жизни Умение нашего человека поглощать спиртное в любое время, в любом месте и в любых количествах, да еще при этом, что называется, "чудить", неистребимо, как тараканы на коммунальной кухне. Особенно славятся чудачествами с тяжелыми алкогольными осложнениями современные богатеи. Совковое воспитание и европейский уровень жизни у них входят между собою в неразрешимое противоречие, порождая гремучую смесь, изумляющую весь мир. Приехал как-то в Нью-Йорк "братан" из Тверской области. Звали его Семен Сокуров (фамилия изменена), местные "пацаны" именовали Семой. Сема представлял из себя огромного дядю лет тридцати, как положено, бритого налысо, с тяжелой "голдою" на шее, с пальцами в "брюликах" и с тюремной татуировкой на запястье, хотя в тюрьме не видел. Впрочем, имелось у него еще одно тату - на предплечье, десантное. В ВДВ Сема служил, хотя с парашютом не прыгал. Подъедался на базе в должности помощника интенданта. Это, однако, не мешало Сокурову таскать под малиновым пиджаком гвардейскую тельняшку, рассказывать байки о том, как он, чуть ли не в одиночку Кандагар брал, а в День воздушно-десантных войск упиваться до галлюцинаций и нырять в фонтаны. Долгие годы Сема занимался бизнесом, сколачивая себе состояние из воздуха, вкладывал деньги во всякие подозрительные махинации с недвижимостью и если отдыхал - то в саунах с братанами. Даже вшивую Анталию посетить времени не было. А жизнь проходит, знакомые рассказывают то про Египет, то про Новую Зеландию, дразнят мулатками да верблюдами. Короче, типа, издеваются. И решил Сема устроить себе оттяг в виде двухнедельной ознакомительной поездки не в какой-нибудь там Рим поганый, а сразу в Нью-Йорк. Сколько он зеленых бабок угрохал на оформление визы, взятки, билеты и прочую бюрократию - об этом история умалчивает. Очутившись, наконец, в Большом Яблоке, Семен выбрал самую дорогую гостиницу, заказал в номер литр "Абсолюта" и торжественно в честь приезда укушался до поросячьего визга. Наутро, потребовав у изумленного официанта, развозящего завтрак по номерам, десять бутылок пива, Сокуров похмелился и отправился гуять по Нью-Йорку. "Столица мира" его откровенно разочаровала. В Москве, например, не так грязно и значительно интереснее. Тут же ни выпить толком (так и жрать, что ль, в одиночку?!), ни драку учинить, поскольку даже негры-отморозки из трущоб Южного Бронкса уже научились отличать наших от прочих иноземцев, и при виде квадратных физиономий, бритых черепов, золотых фикс, а также татуировки "Не забуду мать родную" стараются особо не высовываться. Ибо для нормального русского банд... то бишь бизнесмена, не знакомого с политкорректностью (как и с корректностью вообще), негр остается негром. "Черномазым". А про каких-то там загадочных "афроамериканцев" он даже не слышал. В общем, Сема заскучал, и экскурсия по Нью-Йорку обернулась гигантским турне по местным кабакам, с неизбежным началом в Атлантик-Сити и с неизбежной завершающей стадией на Брайтон-бич. Здесь-то, в "русском районе" Сокурв и познакомился с собратом по несчастью - неким Гуней из Москвы. Гуня был заслуженным рэкетиром столицы, очень гордился исполосованной шрамами мордой и тоже отдыхал в Нью-Йорке от, как он выразился, "трудов праведных". Рыбак рыбака видит издалека, и вскоре Сема с Гуней уже сидели за столиком в обнимку, душевно, на весь кабак распевая "Мурку". На третий день знакомства Сокуров, с трудом отклеив измятую физиономию от подушки, одним глотком засадил стакан недопитого с вечера виски и уставился в окно, за которым маячил знаменитый небоскреб Эмпайер-Ст.йд-Билдинг. Рядом, на полу, заворочался спящий в ботинках Гуня, сел и, продирая глаза, инстинктивно потянулся к бутылке. - Вот, - печально произнес Сема, жуя маслину и тыча измазанным засохшей икрою пальцем в заоконный пейзаж, - так ведь и уедем из Нью-Йорка, и даже с Эмлуй... Энрай... С Эмпайер-Стэйд-Билдинга вниз не плюнем! - Полезли сегодня! - пожал плечами заметно оживившийся после реанимационной порции спиртного рэкетир, чавкая закуской. - Посмотрим на город с высоты птичьего помета... То есть, тьфу, полета! Неожиданно в голове Сокурова с уже слегка повернутыми от бесконечных возлияний мозгами родилась чудовищная мысль. Глаза его загорелись. - Слышь, - произнес он, наливая себе еще один стакан, - а давай, типа, с этого Эмпайра с парашютом прыгнем! Будет потом чего вспомнить! Гуня, который перестал удивляться чему-либо еще в младенческом возрасте, рассудительно заметил: - Где ты парашют возьмешь! Украдешь, что ли? - Купим! - отрезал Сема, опрокидывая в себя виски и уже не закусывая. - Здесь, в Нью-Йорке все купить можно. - А как его на крышу пронесем? - не сдавался москвич, - там ведь охрана... - Сейчас... - Сокуров встал и, пошатываясь, подошел к стенному шкафу, где хранился его чемодан. - Вот... - щелкнув замками, он выудил на свет Божий лучшее изобретение времен раннего российского капитализма, а именно - огромную клеенчатую сумку в клеточку, в коих челноки возят товары из-за бугра. - ЗАпакуем и пронесем. Делов-то! - Стоит ли? - засомневался Гуня, еще не принявший второй стакан. Он взглянул на небоскреб и поежился. - Разобьемся еще... Сема обрадовался. - Ага! Слабо?!.. - затем великодушно махнул рукой. - Не писай в компот! Все будет пучком! Я этих прыжков в свое время, знаешь, сколько совершил? И не сосчитать!.. Короче, делаем так. Я прыгаю - ты меня встречаешь внизу с трехстами баксами. Ты прыгаешь - я тебе полкуска отстегиваю. Твой чистый выигрыш - две сотни. По рукам? Москвич выпил и, немного подумав, кивнул. - Лады. По рукам. Парашют они все-таки умудрились купить. Правда, за бешеные деньги, на оптовом складе, на самой окраине города и уже ближе к вечеру. По дороге россиянам пришлось подбадривать себя спиртным, и потому к знаменитому небоскребу они подъехали уже тепленькими. С трудом вытащив из такси раздувшийся баул, они щедро расплатились с возившим их целый день (и уже выучившим несколько слов из матерно-русского) латиноамериканцем, ласково обозвали его напоследок "братком черномазым" и направились к входу в здание. Охрана встретила их вежливо, но сурово: долго принюхивалась, приглядвалась к парашюту в сумке, но поскольку клиенты почти не дышали, а парашют в США не являетя запрещенным к ношению предметом ("Это свободная страна! Чего хочу - то с собой и ношу"), русских на стартовую площадку пропустили. В лифте Сема с Гуней дружно выдохнули сдерживаемый воздух и начали весело обсуждать, почему это следующие вместе с ними на крышу туристы так неожиданно позеленели. - Наверное, они ускорение плохо переносят! - сделал предположение Гуня, доставая из внутреннего кармана начатый пузырь "Белой лошади" и отвинчивая пробку. - Лифты-то здесь скоростные! - Понятно, - кивнул Сокуров, принимая бутылку и тоже делая клоток. - Слабаки! Что русскому хорошо - американцу смерть! - А то! - согласился москвич, пряча виски и открывая сумку. - Ща мы им покажем класс! ...По смотровой площадке небоскреба чинно разгуливали многочисленные туристы, сдержанно восхищаясь открывающейся панорамой и щелкая затворами фотокамер. Раздавшийся русский пятиэтажный мат (Сема, выходя из лифта, умудрился прищемить себе палец) заставил многих из них вздрогнуть. Гуня с негодованием кивнул головой. - Гляди, чего сволочи делают - ограждение поставили! Придется тебе через него лезть! - Перелезем! - Сокуров вытряхнул из баула парашют и принялся с кряхтением его надевать. - Эти-то фиговины куда пристегивать? - Не знаю! - москвич, поддерживая то и дело норовящего завалиться на бок приятеля, пожал плечами. - Ты ж у нас десантник! - У них парашюты другой системы! - проворчал Сема и, не в состоянии разобраться в сложных соединениях многочисленных лямок, завязал их узлом. - Тупой народ! Ну, все, я пошел. Встречай меня внизу, с баксами, - и он направился в сторону ограждения. Короче, неизвестно, чем бы все кончилось, но в этот момент на крышу, очевидно, предупрежденные кем-то из службы безопасности, выскочили сердитые охранники. Гуня тут же попытался сунуть взятку, но подобная наглость только добавила ярости служивым. Они без церемоний затолкали россиян в лифт вместе с какими-то напуганными всем этим шумом и гамом японцами и нажали кнопку первого этажа. - Менты поганые! - проорал напоследок Гуня, грозя закрывающимся дверям кулаком. - Козлы! Весь кайф сломали... Сокуров с трудом сфокусировал вгляд, тупо уставился на завязанные узлом лямки и тяжело вздохнул. - А как хорошо задумано было! - пробормотал он, сглатывая пьяные слезы. - Сейчас бы ты двести баксов заработал, я бы молодость вспомнил... Здесь его открыть, что ли?! Назло врагам! - А чего? Давай! - согласился Гуня и со всей дури рванул кольцо. Братаны не учли главного: парашют был новый, навороченный, со стопроцентной гарантией, с выстреливаемым сжатым воздухом куполом, при этом кошмарно раздувающийся, как автомобильная подушка безопасности. Когда двери лифта на первом этаже после нескольких безуспешных попыток все-таки открыли, перед глазами изумленных охранников предстала удивительная картина: заполнившая всю кабину ярко-оранжевая материя, какие-то веревки, лямки... Из-под всего этого слышались громовые ругательства на русском и выползали опутанные стропами, полузадушенные японцы. Вызванная охраной полиция выгребла из лифта парашют вместе с пьяницами, отделила одно от другого и, погрузив дебоширов в машину, завывая сиреной, повезла их в отделение. Ночь Сема и Гуня мирно продрыхли в зарешеченном "обезьяннике", согнав со скамеек местных бомжей. Утром, представ перед судьей и заплатив бешеную сумму баксов в качестве откупных, братаны, довольный собой и жизнью, то и дело восклицая "зато теперь есть что вспомнить", со спокойной душой отправились в гостиницу - похмеляться. На следующий день их ждал обратный рейс в Россию... |
|
|